Август 1937-го с Возвращения Короля (СИ). Страница 61
Признаться, его сердце изрядно екнуло, когда он подходил поближе. Сразу вспомнил Вика Холмса, раскуривающего свою нелепую трубку на его крыльце, уплетающего свежие блины за обе щеки и неловко кланявшегося Ладе... Едва глянув в могилу, он с трудом удержался от вздоха облегчения.
В ней лежал человек, а не хоббит.
Родж заставил себя наклонится и осмотреть тело. Все лицо человека было изъедено каким-то мелким зверем вроде енотовидной собаки, труп сильно подвергся разложению...
- Как там тебя... Макс! Позови старшего... - бросил наконец, лесничий, подняв на хоббита чуть побледневшее лицо, - Тут дело серьезное, на...
...Ночь выдалась неспокойная. Порывы ветра без конца терзали ветви деревьев, и Вик никак не мог уснуть, - да к тому же рука немилосердно заныла. Понятное дело, он проглотил все положенные лекарства, среди которых имелось, похоже, и легкое обезболивающее, однако помогло это едва - руку, предплечье и шею жгло на медленном огне, это было хуже зубной боли и не давало хоть на секунду отвлечься.
Электричества в убежище Ниэнн, разумеется, не было, а читать при свете керосинки Вик отвык. Поэтому, окончательно натрудив глаза, он бросил это дурное занятие, вдобавок утвердившись в мысли, что книгу явно писали не для хоббитов. Найдя этот не очень толстый томик на полке, он вначале обрадовался, ибо книга была определенно художественной. На обложке был изображен одетый по-господски худощавый молодой человек, вглядывающийся в даль моря, на фоне расплывчатого женского силуэта. Название интриговало: "Морыся Вислорецка", как и фамилия автора, - Алекс Гюго Шлямбур. Вот, короче, - шлямбур, и все тут! Ни много, ни мало. Но ожидавшему найти под ламинированной обложкой простой любовный роман капралу с первых же страниц пришлось закатать губу.
"... Морыся, - мой огонь... Она жжет меня в пепел, но и не дает окончательно застыть в ледяную статую. Морыся, - мой мир. Мое рождение в крови и слизи, мое убогое существование, моя дряхлая старость с запахом лекарств, моя смерть на радость пьяным могильщикам и земляным червям...
Ради неё. Всё это было ради неё..."
О том, как, собственно, выглядела примечательная "паненка", Вик мог судить только по изображению на обложке, потому как автор в порыве душеизлеяния так не потрудился дать её, так сказать, сколь ни будь комплексный портрет. Вообще-то, не было даже понятно, каким образом автор связан с описываемой особой! После первых, горячих, но невнятных конвульсий и признаний, он отчего-то перешел к автобиографии. И начал аккурат с некоторых конфузных моментов периода подросткового созревания.
Вик не удержался и заглянул в середину книги, но и там не нашел даже смутного указания на личность Морыси Вислорецкой. К 250-й странице автор только-только дошел до своего первого любовного опыта (на взгляд Вика - довольно-таки запоздалого, но кто этих громадин знает) со смазливой горничной, имя которой, несмотря на её значение для его судьбы, назвать отчего-то не пожелал нужным. Каковой и описывал - необычайно нудно, аж на дюжине страниц, так что даже исполненный здоровой любознательности хоббит заскучал.
Отбросив, наконец, этот образчик новомодной литературы, Вик попробовал почистить одной рукой карабин, однако, во-первых, нужды в этом при ближайшем рассмотрении не оказалось, а во-вторых, - разобрать затвор он все равно не смог бы. Поэтому Вик ограничился тем, что добросовестно протер окуляр и объектив прицела, проверил, хорошо ли скользит затвор в направляющих коробки и насколько реально оперировать карабином одной левой рукой.
Оказалось, - что вполне возможно. Очень неудобно, конечно, но при желании он мог сделать 3-4 выстрела в минуту. К сожалению, теперь у него отсутствовала возможность перезаряжать и дозаряжать карабин, не отрываясь от прицела и не убирая правой руки со спусковой скобы. Теперь правая рука годилась только для того, чтобы подложить цевье на изгиб твердого лубка...
Закончив с карабином, Вик принялся за револьвер. С ним было проще, хотя перезаряжать быстро удалось бы только при помощи резинового цилиндра-ускорителя.
Конечно, для него навыки владения оружием были, пожалуй, не актуальны как минимум месяца на три. Однако, дело было в том, что на вторые сутки отсутствия хозяйки столь гостеприимного жилища, Вик начинал подумывать о самостоятельном походе. Конечно, это опасно, даже просто спускаться по лестнице вниз. Однако если с Ниэнн в лесу что-то произошло (а этого ничто не исключало), долг Вика - как минимум отыскать её, как максимум - самостоятельно добраться до людей и оповестить округу о нависшей над мирной жизнью опасности.
Поначалу такое даже не пришло бы ему в голову, - слабость совершенно отбивала не только желание карабкаться по лестницам, но и охоту слегка шевельнуться. Но по мере ожидания, с одной стороны - он все больше и больше беспокоился, а с другой - чувствовал себя все лучше. Сейчас уверенность в своих силах достигла такой отметки, когда он уже физически не мог усидеть на месте.
Приготовления он начал с осмотра личного оружия, а закончил самым трудным - натягиванием и шнуровкой ботинок одной рукой. Исключительно неблагодарное, как выясняется, занятие...
Стояла ночь. На небе уже мерцали звезды, а значит, было далеко за девять вечера. Глупо, конечно, вылезать в это время, - но Вик был солдатом-егерем, и рассуждал обыкновенно, - раз он ни при каких обстоятельствах не сможет дать неизвестным бой, значит, надо рассчитать так, чтобы в случае встречи с "ними" у него был шанс проскочить незаметно. А в темноте таковые шансы, по его мнению, повышались, - как никак, он был хоббитом, а попробуй, найди одинокого пуганного хоббита в огромном лесу? Особенно, если его там и не ждешь...
Соображения скорей иллюзорные, но ничего лучше Вик выдумать не смог и, с трудом затянув на себе ремни снаряжения и закинув оружие за плечо, он отпер входную дверь.
На улице отчетливо пахло осенью. Лето уже было на излете, и рассчитывать на теплые ночи не следовало... Ну да ладно, ему в лесу не жить. Вик еще раз поправил здоровой рукой погонный ремень карабина, проверил, не забыл ли нож, хлопнув ладонью по чехлу на поясе, и осторожно спустился на первую ветку. Дверь захлопнулась у него перед носом сама, под силой тяжести, и Вик запоздало испугался щелчка пружинной защелки.
Теперь возврата назад не было. Без ключа ему с одной рукой дверь все равно не открыть...
Спускался он очень долго.
Лезть было мало что неудобно - очень страшно.
Однако, оказалось, что лестница была сделана на редкость толково, причем вполне сообразно и для его небольшого роста. Попутно он заметил пару стальных блоков, прибитых к дереву стальными же винтами, - и снял для себя вопрос, каким же макаром Ниэнн поднимала наверх его безжизненное тело (равным образом, как и прочие габаритные предметы).
Уже ближе к земле хоббит все же чуть не сорвался, - принял за надежную опору не имеющий к лестнице касательства хлипкий сучок, который не замедлил надломиться... Впрочем, - обошлось, одной руки, нервно вцепившейся в предыдущую ступень, хватило чтобы сохранить равновесие. Наконец, Вик добрался до последних перекладин и легко спрыгнул на мягкий лишайник.
Он достал компас, разложил его станок и установил на землю. Посветил фонариком. Уже два дня он следил за движением солнца, и примерный его расчет оказался верным, - окно выходило на юг. Значит, идти надо в примерно противоположенном направлении...
Вик попробовал по карте определить свое местоположение, ориентируясь по звездам, но те то и дело закрывало кудлатыми тучами, так что он быстро бросил это занятие, и отправился строго на север, решив что таким манером в любом случае выйдет скорее к Дэргу, чем к Мордорскому хребту. Взяв нужное направление, он поглядывал по сторонам, в надежде отыскать что-то вроде тропы, однако эти поиски оказались тщетными. Каждый раз когда тучи закрывали полную луну, деревья сливались в сплошные темные громады, оставляя минимум обзора и не позволяя ориентироваться сколько-нибудь внятно. Поэтому Вик твердо решил идти, изредка сверяясь с компасом и отставив до рассвета самодеятельные поиски. Зато впотьмах он наверняка наделал уйму следов - достаточно, чтобы Ниэнн могла его отыскать в том случае, если вернется домой с другого направления. Он оставил на столе записку, придавленную для пущей убедительности боевым патроном, и надеялся, что девушка в случае чего не обидится на его неблагодарность.