Том 3. Восхождения. Змеиные очи. Страница 5
«Не надейся на силу чудесную…»
Не надейся на силу чудесную
 Призорочной черты, –
 Покорила я ширь поднебесную,
 Одолеешь ли ты?
 Я широко раскрою объятия,
 Я весь мир обниму, –
 Заговоры твои и заклятия
 Ни на что, ни к чему.
 Укажу я зловещему ворону
 Над тобою полет.
 Новый месяц по левую сторону,
 Ты увидишь, – взойдёт.
 На пути твоём вихри полдневные
 Закручу, заверчу,–
 Лихорадки и недуги гневные
 На тебя нашепчу.
 Всё покрою заразою смрадною,
 Что приветишь, любя,
 И тоской гробовой, беспощадною
 Иссушу я тебя.
 И ко мне ты покорно преклонишься,
 Призывая меня,
 И в объятьях моих ты схоронишься
 От постылого дня.
 Тихая колыбельная
Много бегал мальчик мой.
 Ножки голые в пыли.
 Ножки милые помой.
 Моя ножки, задремли.
 Я спою тебе, спою:
 «Баю-баюшки-баю».
 Тихо стукнул в двери сон.
 Я шепнула: «Сон, войди».
 Волоса его, как лён,
 Ручки дремлют на груди, –
 И тихонько я пою:
 «Баю-баюшки-баю».
 «Сон, ты где был?» – «За горой». –
 «Что ты видел?» – «Лунный свет». –
 «С кем ты был?» – «С моей сестрой». –
 «А сестра пришла к нам?» – «Нет».
 Я тихонечко пою.
 «Баю-баюшки-баю».
 Дремлет бледная луна.
 Тихо в поле и в саду.
 Кто-то ходит у окна,
 Кто-то шепчет: «Я приду».
 Я тихохонько пою:
 «Баю-баюшки-баю».
 Кто-то шепчет у окна,
 Точно ветки шелестят:
 «Тяжело мне. Я больна.
 Помоги мне, милый брат».
 Тихо-тихо я пою:
 «Баю-баюшки-баю».
 «Я косила целый день.
 Я устала. Я больна».
 За окном шатнулась тень.
 Притаилась у окна.
 Я пою, пою, пою:
 «Баю-баюшки-баю».
 «Я осмеянный шел из собрания злобных людей…»
Я осмеянный шел из собрания злобных людей,
 В утомлённом уме их бесстыдные речи храня.
 Было тихо везде, и в домах я не видел огней,
 А морозная ночь и луна утешали меня.
 Подымались дома серебристою сказкой кругом,
 Безмятежно сады мне шептали о чём-то святом,
 И, с приветом ко мне обнажённые ветви склоня,
 Навевая мечты, утешали тихонько меня.
 Улыбаясь мечтам и усталые взоры клоня,
 Я по упицам шёл, очарованный полной луной,
 И морозная даль, серебристой своей тишиной
 Утишая тоску, отзывала от жизни меня.
 Под ногами скрипел весь обвеянный чарами снег,
 Был стремителен бег легких туч на далёкий ночлег,
 И, в пустынях небес тишину ледяную храня,
 Облака и луна отгоняли тоску от меня.
 «Мельканье изломанной тени…»
Мельканье изломанной тени,
 Испуганный смертию взор.
 Всё ниже и ниже ступени,
 Всё тише рыдающий хор.
 Нисходят крутые ступени,
 Испуган разлукою взор.
 Дрожат исхудалые руки,
 Касаясь холодной стены.
 Протяжным стенаньем разлуки
 Испуганы тёмные сны.
 Протяжные стоны разлуки
 Дрожат у холодной стены.
 Под чёрной и длинной вуалью
 Две урны полны через край…
 О песня, надгробной печалью
 Былую любовь обвевай!
 Отравлено сердце печалью,
 Две урны полны через край.
 «Уйди, преступный воин!..»
«Уйди, преступный воин!
 Ты больше недостоин
 В сраженьях с нами быть,
 Копьё ломать в турнире,
 И на весёлом пире
 Из общей чаши пить».
 Идёт он, восклицая:
 «За что напасть такая?
 Я ложно осуждён!»
 И слышит рёв проклятий
 Его былых собратий,
 И смех пажей да жён.
 Как рыцарь осуждённый,
 Надменных прав лишённый,
 Без шлема и без лат,
 От буйного турнира, –
 От радостного мира
 Иду, тоской объят,
 И сам себе пеняю,
 Хотя вины не знаю,
 Не знаю за собой, –
 Зачем в турнир весёлый,
 Надев доспех тяжёлый,
 Пошёл я за толпой.
 Возвращение
Медлительные взоры к закату обращая,
 Следя за облаками и за полётом птиц,
 Сидела при дороге красавица лесная, –
 И зыблилась тихонько, мечту и тень роняя
 На смуглые ланиты, густая сень ресниц.
 Она припоминала в печальный час вечерний
 Таинственные дали, – родимые края,
 Где облако понятней, где роща суеверней, –
 Куда, былая фея, любовию дочерней
 Влеклась она, страдая и грусть свою тая.
 Был день: презревши чары и прелести ночные,
 С жезлом своим волшебным рассталася она,
 Венок благоуханный сняла с чела впервые,
 И, как простая дева, в обители простые
 Вошла, и человеку женою отдана.
 На дальнем горизонте синеющей чертою
 Виднелся лес дремучий, – то лес её родной…
 Туда она глядела вечернею зарёю, –
 Оттуда к ней домчался с призывною тоскою
 Лазурный тихий голос: «Вернись, дитя, домой».
 И в голосе далёком ей слышалось прощенье,
 Она улыбкой тихой ответила на зов,
 С людьми не попрощалась, оставила селенье
 И быстро тенью лёгкой исчезла в отдаленье…
 Влекла её в отчизну дочерняя любовь.
 
                            Перейти на страницу: 
                                                    
  
                        
                            Изменить размер шрифта: