MEMENTO, книга перехода. Страница 3
Две реки
мы живем у ревущей машинной реки
но квартиру свою нам менять не с руки
проживем как живем от звонка до звонка
а потом нас подхватит другая река
и обнимет и в дальнюю даль унесет
где небесный пастух свое стадо пасет
и забытая песня беззвучно слышна
имя этой реки тишина
а пока мы живем у ревущей реки
нам о той о другой вспоминать не с руки
от звонка до звонка этот мир не понять
и когда-то придется квартиру менять
Морегоре
М. Л.
Мне море в городе является вседневно:
то тихо ластится, то нападает гневно,
и волны рушатся, и молится прибой:
ты слышишь, Господи?.. возьми меня с собой…
Очарование напрасных упований,
о море градское, о праздник расставаний.
Щенок потерянный в глаза глядит с мольбой:
ты видишь, Господи?.. возьми меня с собой…
Не уступи тоске, когда увидишь снова
свет наркотического зарева ночного
над морем городским. В свой час поймет любой:
нет горя горшего, чем горе быть собой.
А в день, отмеченный пробелом в гороскопе,
я залпом выпью морегоре городское
и знак подам тебе, поднявшись над толпой:
ты знаешь, милая, ты знаешь: я с тобой
Вы все помните
Это дом, это все еще дом.
Эта клетка безликая,
эти стены простецкие –
я их кожей своей обил,
обрастил их своим нутром.
Вот картинка моя, первобытная, но не детская.
Ваши лица смотрят в меня. Вы все помните.
Это дом.
Я покину его вместе с вами, отдам во владение
неизвестным жильцам на игрушечное навсегда.
С полдороги вернусь, может быть,
провести наблюдение,
как им спится, о чем размышляет вода,
и случайных следов не осталось ли.
Все другое. Все пришлое, будь хоть семижды музей.
Взгляд чужой – разрушитель. Бациллы усталости
поселяются в души и заживо гробят друзей.
Похотливая смерть глазомером большим отличается.
(Вот поэтому дети от взрослых прячут глаза.)
Но сейчас это дом. Черный ослик твой [1]
с той же свечкой качается
на раздвинутых ножках вперед – назад
С той стороны [2]
в зыбких заботах дней
гасится существо
с той стороны видней
с той стороны всего
здешние жуть и мрак
там красота и свет
лишь догадайся как
вывернуть да и нет
там бытия скрижаль
кто заглянул туда
знает твое как жаль
знает свое всегда
Песня свечи
В тот мир, где нет ни молодых, ни старых,
душа войдет не поздно и не рано,
свеча догаснет, допоет огарок,
допляшет пламя.
О, сколько теней вьется в этой пляске,
ночей, приговоренных вечно длиться.
А время, как факир, сжигает маски
и лепит лица.
И наступают сумерки прозрений,
и молния пронзает цель, не целясь,
а за окном безумие сирени
и моря шелест.
А море шелестит, что жизнь сложилась,
как речь, из откровений и ошибок,
и даже ложь, которая свершилась,
непогрешима.
А пламя плачет, пламя рвет и мечет,
душа летит как пуля заказная,
а море дышит, море не перечит,
а море знает
Родители ушли
Родители ушли.
А мы свободны
жить как хотим и можем умирать.
Но вот беда: мы ни на что не годны,
и некому за нами убирать:
родители ушли.
Остались раны
и в них, и в нас.
Родители ушли
в далекие лекарственные страны,
а мы на жизнь накладываем швы.
Родители ушли.
Прочь сантименты,
зачем рыдать,
о чем жалеть, когда
галактики, планеты, континенты
друг с другом расстаются
навсегда.
Вы снитесь мне. О, если бы вернуться
и вас из сна с собою унести
и все начать с последнего «прости»,
о, если б ненароком не проснуться
О неизлечимости жизни
Катятся малые расставания
перед большим, как мячи.
Если жить наперед, если знать все заранее,
то зачем нам врачи?
Закипает и пенится,
не сгорит, не закончится
это вечное море живое, тоска.
Я любил и люблю.
Бог творит что захочется.
Жизнь как выстрел мгновенна.
Смерть как воздух близка.
Говорю вам:
не будет от страсти лечения,
равновесия нет у земных коромысл.
Жизнь любого из нас не имеет значения,
лишь безмерный безмолвный
неведомый смысл.
Нет, мой стих мою жизнь
не хранит, не итожит –
я пришел и прошел,
став частицей Всего.
Но однажды, я знаю, развязку отложит,
но однажды возьмет и кому-то поможет
слабый голос прозрения моего.
Катятся малые расставания
перед большим, как мячи…
Шлю вам несколько знаков
любовного узнавания,
чтобы выжить в ночи
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: