Башня Королевской Дочери. Страница 77

Джулианна кивнула, благодаря подругу за утешение, но не поверила ни единому её слову. Надвигалась катастрофа, крушение всех её клятв джинну. Это означало, что её отец окажется в смертельной опасности — хотя она и не знала в какой — и что её жизнь отныне будет принадлежать не ей, а другим людям, которые станут распоряжаться ею. «Выходи замуж там, где должно тебе», — с горечью вспомнила она и рассмеялась бы, не чувствуй она такой пустоты в душе. Да, там была только пустота, ничто более не билось и не звенело, отдаваясь во всём теле.

Что ж, пусть будет так. Бывает жизнь и похуже (и покороче: медленно гаснущее пламя, медленно затихающие крики в ночи, навеки оставшиеся у неё в памяти). Её хорошо обучили тому, что жизнь может не приносить радости; даже без простого удовлетворения она тоже умела обойтись. Джулианна могла быть к себе настолько безжалостной, насколько это необходимо.

Усилием воли Джулианна заставила себя перестать дрожать. Приняв спокойный вид, она выпрямилась на подушках, покачиваясь вместе с паланкином, который был поднят носильщиками и вновь поплыл вперёд.

— Джулианна, ты… ты не хочешь пить? — спросила через некоторое время Элизанда, явно имея в виду что-то другое. — Здесь ещё есть немного джерета. — «Он помогает не только от жажды», — услышала Джулианна в голосе подруги.

— Нет, давай оставим немного про запас, для моего мужа. — О чудо, при этих словах она не почувствовала горечи, вообще ничего не почувствовала. — Напиток пригодится для достойной встречи, как по-твоему? Ну, получится что-то вроде обручальной чаши, да ещё с такой редкостью, как джерет. А если нас встретит его дядя, мы все равно угостим его.

— Этому барону Имберу, — задумчиво сказала Элизанда, — достанется кое-что куда более редкое, чем джерет. Остаётся только надеяться, что он знает этому истинную цену.

Внезапно она порывисто поцеловала Джулианну в щеку. Джулианна улыбнулась подруге, но ничего не сказала и ничего не почувствовала — или убедила себя, что не почувствовала.

Качания паланкина убаюкивали Джулианну и уводили её назад, к тем дням, когда она была совсем крохой и большие няньки качали её на руках или в колыбели.

Тогда отец, казавшийся ей просто огромным, часто навещал её. Он без предупреждения хватал дочку и подбрасывал её в воздух, заставляя весело визжать. Джулианне он продолжал казаться огромным и сейчас; он всю жизнь швырял её туда и сюда безо всякого предупреждения. Но на этот раз она не станет визжать, кричать или ныть. Она сбежит, если сможет; джинн ведь ещё больше её отца и может закинуть её куда дальше…

О, если бы только не это неожиданное известие, если бы только не барон Имбер — не важно, который, — если бы только он не висел на ней, словно гиря на ноге каторжника!.. Убаюканная покачиваниями паланкина, Джулианна почти задремала, уже не обращая внимания на тревожные мысли. Элизанда молчала рядом, и девушка едва не заснула.

Наконец паланкин вновь оказался на земле, но на этот раз вокруг него громоздились домишки из высушенной на солнце грязи. Рядом оказался Блез, уже сошедший с коня. Он сказал:

— Мадемуазель, это лучший кров, какой мы смогли найти для вас. По крайней мере там есть постель, а мои люди скоро принесут воду.

— Благодарю вас, сержант. — Джулианна вышла наружу; за ней последовала Элизанда. Оглядевшись, девушка увидела кучки любопытных крестьян, глазевших на отряд. Она подумала, что кого-то из них, вероятно, выставили из домика, чтобы дать ей ночлег, но вопросов Джулианна задавать не стала, спросив только:

— Где же отряд барона?

— Впереди, на восточном конце деревни. Магистр Шеррол решил, что мы займём её западную часть. Я уверен, что барон навестит вас, когда вы освежитесь с дороги.

Джулианна была уверена в том же. Более того — если дорога окажется перекрыта и с востока, и с запада, им с Элизандой понадобится не просто удача, а прямо-таки небесное благословение для того, чтобы ухитриться бежать.

— Не могли бы вы принести мой багаж, сержант? Нам нужно переодеться прежде, чем придёт барон. Не хотелось бы встречать его в такой пыльной одежде.

— Разумеется, мадемуазель. Правда, может понадобиться некоторое время…

Она кивнула. Чем дольше, тем лучше; ей совсем не хотелось спешить на эту встречу, какой бы там из баронов Имбер ни возглавлял отряд.

Домик выглядел на редкость убого — четыре стены из грязевых кирпичей и крыша, выложенная грязевой же черепицей, растрескавшейся и рассохшейся под здешним жестоким солнцем. Джулианне она показалась не слишком надёжной. Должно быть, в этой земле всё же случаются дожди — не сами же по себе здесь появились высохшие речные русла? А в дождливую погоду эту хижину, да и всю деревню должно просто смывать потоками грязной воды.

Но ничто не предвещало дождя ближайшей ночью, в этом не было никаких сомнений. Однако, когда Джулианна видела сквозь трещины небо, она начинала опасаться, что ночью крыша вполне может просесть под собственной тяжестью и придавить спящих…

Разумеется, спать она не собиралась — нет, она надеялась ускользнуть от Блеза и от барона. Надежда была зыбкой и маловероятной, не основанной ни на каком плане, а только на туманных соображениях, которыми была забита голова девушки. И всё же выбор у неё был, и несложный. Либо попытаться убежать, либо лечь здесь, как пай-девочка, и ждать, чтобы крыша рухнула на неё, разрешив тем самым все её проблемы.

Единственное крохотное окошко располагалось в стене, противоположной выходу. Оно впускало достаточно света — достаточно для того, чтобы разогнать тени если не в душе, так хотя бы в тёмных углах домика, чтобы разглядеть простую кровать — соломенный тюфяк на деревянной раме, наверняка почитавшуюся в этих местах за необыкновенную роскошь. Смотреть больше было не на что, и Джулианна повернулась к окну, за которым простирался очередной полный пыли овраг, в дождливый сезон превращающийся в реку. За оврагом находился склон, покрытый жёлтыми и зелёными клочками — чахнущие сады местных жителей.

У входа раздались шаги и кашель — скорее всего вежливая просьба впустить носильщиков. Не успела Джулианна повернуться к ним, как они уже вошли — два человека с самым большим из её сундуков. Надо же, как быстро, с сожалением подумала Джулианна. Носильщики опустили ношу наземь и медленно выпрямились — один — в чёрной рясе, другой в белой рубахе, — и Джулианна сразу же узнала сначала одного, а потом и другого.

Первый, в белом, был не мужчиной, а скорее мальчиком.

— Маррон, — укоризненно произнесла Джулианна, — разве ты не должен служить своему господину?

— Он уехал вперёд с несколькими рыцарями, мадемуазель, и не оставил мне никаких распоряжений…

А оруженосец, значит, не захотел слоняться без дела и помог монаху поднести сундук. Странно, очень странно, подумала Джулианна. Маррон помогал нести сундук ещё в замке, за что был выруган своим господином. И потом — почему сундуком занялся монах? Блез ведь наверняка откомандировал за грузом своих людей!

Посмотрев на брата повнимательнее, Джулианна нашла ответ на свой вопрос — или по крайней мере часть ответа. Монах был в капюшоне, низко надвинутом на лицо, но он совсем забыл наклонять голову, пока, постанывая, выпрямлял спину, словно груз оказался для него слишком тяжёл. Луч света упал на спрятанное в тени лицо, Джулианна увидела нос, рот, непривычную бородку, блеск бесстыжих глаз и…

— Ты! — едва не задохнулась Элизанда.

— Да, я, — согласился он, поклонившись девушке, и вышел из хижины. Только тут Джулианна поняла, кто скрывался под чёрной рясой. Не монах, нет — менестрель по имени Радель…

Элизанда оказалась быстрее — впрочем, как всегда. Джулианна обдумала бы сложившуюся ситуацию, нашла бы возможность задать менестрелю вопрос-другой наедине и вообще действовала бы так, как учил её отец: «Никогда ничего не делай второпях, не выказывай нетерпения или удивления». У Элизанды такого отца не было, и потому девушка выскочила вслед за Раделем так быстро, что его тень всё ещё лежала на пороге, когда подруга Джулианны оказалась в дверях.