История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1. Страница 65

году его идеи приняли свою окончательную форму, исторически

наиболее важную. Эта перемена частично произошла под влиянием

толкования формулы Гегеля «левыми гегельянцами», частично под

влиянием Герцена и его социализма, но всего более это была

естественная реакция «неистового» темперамента критика,

темперамента бойца и революционера. С этого времени Белинский

стал душой и двигателем прогрессивного западничества,

провозвестником новой литературы – не классической или

романтической, а новой. Главным его требованием к литературе

стала верность жизни, и в то же время наличие социально

значительных идей; Гоголь и Жорж Санд полностью отвечали этим

его требованиям. В 1846–1847 гг. Белинский был вознагражден,

увидев рождение новой литературной школы – реальной, отвечавшей

идеалам, которые он провозглашал.

В 1846 г. Некрасов и Панаев, принадлежавшие к партии

Белинского и отчасти им сотворенные, купили у Плетнева

пушкинский Современник, и Белинский ушел от Краевского (который

был бизнесменом, а не другом) и стал критиком Современника.

В 1847 г. он для поправления пошатнувшегося здоровья уехал за

границу и там, свободный от цензуры и от любопытства русской

почты, написал свое знаменитое письмо Гоголю по поводу его

Переписки с друзьями. Письмо дышит пламенным уязвленным

негодованием на «потерянного вождя» (говоря о Гоголе, я показал,

что это было явное недоразумение, ибо Гоголь никогда не был

вождем), и, пожалуй, это самая выразительная формулировка веры,

воодушевлявшей прогрессивную интеллигенцию с 1840 по 1905 год.

Вскоре после возвращения в Россию Белинский умер (май 1848). Его

не беспокоила полиция и сравнительно мало мучила цензура, ибо он

изучил искусство приноравливать свои слова к их требованиям. Но

проживи он немного дольше, не приходится сомневаться, что

правительство, напуганное событиями 1848 г., так или иначе сделало

бы из него мученика, и он, может быть, разделил бы участь

Достоевского.

Историческое значение Белинского невозможно переоценить.

В общественном отношении он – веха, отметившая конец правления

дворянства и пришествие к управлению культурой неклассовой

разночинной интеллигенции. Он был первым в династии

журналистов, имевших безграничное влияние на русское

прогрессивное общественное мнение. Он был настоящим отцом

интеллигенции, воплощением того, что являлось ее духом на

протяжении более чем двух поколений – социализма, страстного желания

улучшить мир, неуважения к традициям и напряженного бескорыстного

энтузиазма. Он стал как бы святым покровителем русских радикалов, и

вплоть до нашего времени его имя, единственное из всех, стояло выше

критики. Но в последнее время, особенно благодаря изменению

литературных норм и закату гражданственности в литературе, его репутация

сильно пострадала*.

*Виктор Шкловский, один из самых влиятельных со-временных критиков,

выразил распространенное чуство, когда написал: «Я ненавижу

Белинского и всех прочих (к счастью, неудачливых) убийц русской

литературы».

Можно сказать многое и за, и против Белинского. В его пользу

всегда будет говорить то, что он самый подлинный, самый

бескомпромиссный и самый последовательный из литературных

революционеров. Его вдохновляла любовь к близкому будущему,

которое он прозревал с изумительной интуицией. Может быть,

никогда не бывало критика, так подлинно соответствовавшего

истинному направлению своего времени. Более того, он почти

безошибочно различал, что истинно, а что мишура, что значительно,

а что второстепенно в современности. Его суждения о писателях,

вступивших в литературу между 1830 и 1848 гг., можно принять

почти без оговорок. Это высокая похвала критику, и немногие ее

заслуживают. Его суждениям о литературе предыдущей эпохи и

предыдущего поколения мешала партийность, или, скорее, некоторые

слишком определенные вкусовые нормы, ошибочные по нашему

представлению. Он понимал только один род литературного

совершенства (практически это оказывался единственный род

литературы, в котором подвизались люди его поколения); к другим

же он был слеп. Он судил писателей восемнадцатого и Золотого веков

с точки зрения собственного идеалистического реализма. И отбор,

который он между ними производил, стал обязательным для русских

литературных суждений на две трети столетия. Теперь мы от него

освободились. Но со своей точки зрения он был замечательно

разумен и последователен. Суждения об иностранной литературе

были менее удачны, что не удивительно, учитывая его

лингвистическую ограниченность. При всем том ему нельзя отказать

в звании необыкновенно чуткого и прозорливого критика.

Однако его недостатки тоже серьезны. Прежде всего – это его

стиль, на котором лежит вина за ужасающее многословие и

неряшливость русских журналистов второй половины XIX века

(имею в виду журналистов, а не газетчиков), так же как вина за их

отвратительную вульгарность лежит на Сенковском. Безусловно, ни

один автор ранга Белинского не писал таким чудовищным языком.

Во-вторых, идеи Белинского-критика вряд ли способны вызвать

восторг сегодня. Не потому, что гражданская нота, которую он ввел в

сороковые годы, была необязательной или вредной. Она была

необходима и звучала в такт своему времени. Гражданственное

отношение к литературе в последние годы царствования Николая I

разделялось всеми достойными людьми и было просто выражением

гражданского самосознания. Дело в его литературной доктрине, с

которой трудно примириться. Он не полностью отвечает за нее, но он

особенно успешно ее пропагандировал. Именно Белинский, а не кто

иной, отравил русскую литературу этим зудом выражения идей,

который, увы, просуществовал так долго и все еще жив среди людей

старшего поколения. Он же распространял все общие места

романтической критики – вдохновение, искренность, гений и талант,

презрение к труду и технике и странную аберрацию: отождествление

художественной литературы с тем, что он назвал «мышлением

образами». Белинский (не как гражданственный, а как

романтический критик) в большой степени ответственен за

пренебрежение к форме и ремеслу, которое чуть-чуть не убило

русскую литературу в шестидесятые и семидесятые годы. Но будет

только справедливо сказать, что, хоть он был и наиболее влиятелен,

не один Белинский распространял эту заразу. Тяжесть греха лежит на

всем поколении.

Глава VI

ЭПОХА РЕАЛИЗМА: РОМАНИСТЫ (I)

1. ПРОИСХОЖДЕНИЕ

И

ОСОБЕННОСТИ

РУССКОГО

РЕАЛИСТИЧЕСКОГО РОМАНА

Реалистический роман (термин, вероятно, придуманный для того,

чтобы узаконить более краткую и менее сюжетную

повествовательную форму, наравне с романом как таковым)

господствовал в русской литературе примерно с 1845 по 1905 год,

почти полностью вытеснив остальные художественные жанры. Для

большинства иностранных читателей это самое интересное из всего,

существующего на русском языке. Это основной русский вклад в

европейскую литературу, если считать таковой не сумму

национальных литератур Европы, а литературу интернациональную,

в равной мере принадлежащую всеевропейскому человечеству.

Начиная с Аксакова и Тургенева и вплоть до Чехова, и даже до

Горького, Бунина и других писателей старшего поколения, живущих

сегодня, русский реалистический роман может и должен

рассматриваться как единая литературная культура, более единая,