В сутках двадцать четыре часа. Страница 33
На большаке людской поток нарастал. Тесня беженцев на обочины, громыхала конная артиллерия, двигались армейские повозки, груженные зелеными ящиками. Шли кавалерийские подразделения, пехота. Временами выныривали из-за облаков удлиненные, похожие на ос, «мессершмидты», и тогда люди разбегались, ища спасения в канавах и кустах. Ржали испуганные кони.
Ни на одну минуту дорога не оставалась пустой. К тому же уставшие, испуганные беженцы окружали грузовик, просили взять хотя бы женщин с детьми. И не было никаких сил отказать им. Но не посадишь же всех на деньги?
Укрываясь от артобстрела и бомбежек, грузовик благополучно въехал в Барановичи. Но опоздали — госбанк эвакуировался.
Косило не покидала надежда, что все-таки удастся сдать деньги. Загнав машину во двор дома, покинутого хозяевами, он отыскал в дровяном сарае топор, и Семенчук нарубил вишневых веток. Ими и замаскировали машину. Бухгалтера с кассиром послал в город договориться с властями о деньгах.
Закрыв машину так, что ее в десяти шагах не стало видно, втроем уселись в тени и стали терпеливо ждать возвращения банковских работников. Клонило в сон. Тревога не оставляла Косило, он то и дело поглядывал на большие карманные часы. Солнце уже клонилось к закату, ветки от маскировки стали сохнуть, а тех двоих все не было. Не пришли они и к ночи. И Косило понял — не придут. Не выдержав напряжения, они отстали, а может, просто сбежали, бросив на произвол судьбы деньги и товарищей.
Встречные военные предупредили, что ехать к Минску нельзя — там идут бои.
— Теперь мы с тобой, Семенчук, в полном ответе за ценности. Что будем делать?
— Если на Минск нам ехать нельзя, двинем на Могилев и там сдадим эти треклятые мешки — и домой. А сейчас самое время перекусить, живот подвело.
— Дело говоришь. Харч и на войне — первое дело.
Косило расстелил на земле чистый носовой платок, разложил на нем нарезанный крупно хлеб, открыл консервы, принес с огорода несколько луковиц.
— Садитесь, хлопцы, подкрепимся перед дорогой.
Влажный воздух густо настоялся на запахе трав. С огорода вкусно тянуло чесноком и укропом. На землю пал густой туман, недалеко была река. За нею в направлении Минска непрестанно грохотало и гремело. Там шел бой. Косило зябко поежился.
Хорошо, что они с Семенчуком прихватили шинели. Косило накинул шинель. Прислушался. Грохот за рекой не умолкал.
«Война! — не давала покоя мысль. — Как-то там мои, живы ли?» Хотелось немедленно возвратиться в Волковыск. От невеселых мыслей отвлек шорох. Кто-то крался к автомашине.
— Семенчук! — тормошил Косило товарища. — Семенчук, слышишь?
Мелькнула тень. Косило, нащупав в кармане ребристую рукоятку, вытащил пистолет, щелкнул курком. Шагнул в темноту.
— Кто здесь?
Из-под машины вылезла собака. Ее, видимо, привел сюда запах хлеба. Пес голодал. Он обрадовался людям, появившимся здесь, возле опустевшего дома, в котором когда-то жили хозяева. Пес завилял доверчиво хвостом, подошел к Косило.
— Когда успел так отощать? — Косило протянул собаке хлеб. — И нам веселее. Будешь сторожем. Ешь, не стесняйся.
Как бы соглашаясь с человеком, пес, взяв хлеб, лег недалеко от машины.
Чуть рассвело — грузовик затарахтел. Собака заволновалась: кажется, и эти знакомые хотят оставить ее…
— Извини, пес, спешим. Как-нибудь проживешь один до возвращения хозяев. Вот, возьми. — Косило протянул собаке остатки хлеба.
Пес даже не посмотрел на пищу. Грузовик поехал дальше. Собака еще долго бежала следом, потом отстала.
Бои шли совсем рядом. Беженцы рассказывали о фашистских танках и мотоциклистах, которые заезжали в села. Нередко подразделения Красной Армии у дороги развертывались и вступали в бой с немецкими дозорами.
Возле Столбцов шофер пошел за бензином и не вернулся.
Пробовали тащить мешки на себе. Да где там! Разве с такой ношей далеко уйдешь? Подтащили груз ближе к дороге, в расчете, что, может, оказия подвернется. Хлеб и папиросы кончились. Денег карманных самая малость осталась. Решили экономить.
Проезжие видели у обочины двух милиционеров, но не останавливались. Кого теперь не увидишь на дороге! Эко диво — два милиционера! И никому не скажешь: «Помогите! У нас же государственные деньги!» Приходится молчать — мало ли диверсантов, темных людишек, которых подняла война с темного дна, теперь рыщут в прифронтовой полосе. Содержимое брезентовых мешков — тайна, которую надлежало хранить. Ведь милиционеры и теперь оставались на посту.
Косило ушел в село, пригнал подводу. Уложили на повозку мешки — и опять в путь. Пошли третьи сутки их неожиданного путешествия. Оба валились от усталости. Но спали по очереди, прямо на подводе.
Радовало милиционеров одно — в полной сохранности груз.
На переправе через Случь осколком бомбы убило коня. Спасибо, выручили красноармейцы. Они накормили сотрудников, а главное, согласились подбросить до Могилева.
— Печетесь о своем грузе, словно в мешках золото или деньги.
— Скажешь тоже, деньги… Товарищ младший лейтенант, кто же их так возит? — небрежно ответил Косило. — И в войну деньги возят инкассаторы. А тут архивные бумаги. Приказали доставить в Могилев, вот и везем.
— Нарветесь на фашистов — тут и бумагам конец, и вам крышка. Закопайте — и дело с концом, — посоветовал младший лейтенант. — Я расписку дам, если нужно.
— Спасибо, но не имеем такого права, товарищ командир. Сами знаете — приказ выполняют, а не обсуждают. А мы люди маленькие, начальству виднее.
— Молодец, милиционер! Службу знаешь, — похвалил младший лейтенант. — Залезайте со своими бумагами в кузов.
— На ваших мешках все бока отобьешь, — усаживаясь, ворчал белобрысый красноармеец. — Это сколько бумаги исписали, чернильные души! — ощупав мешок, проговорил он. Приятель, подвинься, — обратился он к соседу. — Пусть милиционеры сядут.
Он еще что-то говорил о бюрократах, для которых бумаги дороже людей.
Косило не слышал красноармейца — он сразу уснул. Проснулся, когда машина подходила к Могилеву.
Бойцы сбросили мешки. Попрощались.
— Счастливо оставаться, «бумажные души».
Машина тронулась. Косило только теперь заметил, что не хватает мешка. Везли шесть, а осталось пять. Рванулся вдогонку за грузовиком, который пылил на дороге, набирая скорость. Где там! Выхватил пистолет, дважды выстрелил вверх.
На грузовике услыхали, остановились.
— Что случилось? — спросил младший лейтенант.
— Мешок в кузове остался, — подбежав к машине, задыхаясь, проговорил Косило.
— И настырный же ты, товарищ милиционер. Сейчас поищем. Ну-ка, просыпайтесь! — приказал командир.
Мешок отыскался: его положил под голову белобрысый.
— Из-за чего людей беспокоишь! — ругнулся боец. — Держи свой мешок!
На улицах Могилева, как после пожара, белели листки, бланки каких-то квитанций, валялись детские коляски, матрасы…
Найти в городе госбанк было делом нехитрым.
— Мы привезли деньги, — заявил управляющему Косило.
— Никаких денег мы не ждем. Откуда? Вы инкассатор?
— Мы из Волковыской милиции.
— Куда вас занесло… Документы на деньги?
— Какие документы? — переспросил Косило. — Они у бухгалтера.
— Где же он?
— Нет его. Одним словом, отстал, — объяснил милиционер.
— Чтоб бухгалтер отстал от денег… Такого еще не бывало.
— Может, раньше не бывало, а теперь случилось. Отстал не один, а на пару с кассиром. А может, просто сбежали.
— Без документов деньги не приму, не хочу под трибунал идти. Много денег?
— Шесть мешков.
— Сумма какая?
— Этого я не знаю. Мы их спасли из горящего банка…
— Мой вам совет, дорогой товарищ. Везите их в Шклов. Мы свои ценности туда уже отправили, а сами через час выезжаем.
— Захватите и наши мешки, в них деньги не чужие — народные, — настаивал Косило.
— Я же вам русским языком объяснил — без документов принять не могу. Надо еще разобраться, откуда они у вас.