Бабочка газа
  Скажите, что сталось со мной?
 Что сердце так жарко забилось?
 Какое безумье волной
 Сквозь камень привычки пробилось?
    В нем сила иль мука моя,
 В волненьи не чувствую сразу:
 С мерцающих строк бытия
 Ловлю я забытую фразу…
    Фонарь свой не водит ли тать
 По скопищу литер унылых?
 Мне фразы нельзя не читать,
 Но к ней я вернуться не в силах…
    Не вспыхнуть ей было невмочь,
 Но мрак она только тревожит:
 Так бабочка газа всю ночь
 Дрожит, а сорваться не может…
    Из “Трилистника осеннего”
2
Август
  Еще горят лучи под сводами дорог,
 Но там, между ветвей, всё глуше и немее:
 Так улыбается бледнеющий игрок,
 Ударов жребия считать уже не смея.
    Уж день за сторами. С туманом по земле
 Влекутся медленно унылые призывы…
 А с ним все душный пир, дробится в хрустале
 Еще вчерашний блеск, и только астры живы…
    Иль это – шествие белеет сквозь листы?
 И там огни дрожат под матовой короной,
 Дрожат и говорят: “А ты? Когда же ты?” —
 На медном языке истомы похоронной…
    Игру ли кончили, гробница ль уплыла,
 Но проясняются на сердце впечатленья;
 О, как я понял вас: и вкрадчивость тепла,
 И роскошь цветников, где проступает тленье…
    Листы
  На белом небе все тусклей
 Златится горная лампада,
 И в доцветании аллей
 Дрожат зигзаги листопада.
    Кружатся нежные листы
 И не хотят коснуться праха…
 О, неужели это ты,
 Все то же наше чувство страха?
    Иль над обманом бытия
 Творца веленье не звучало,
 И нет конца и нет начала
 Тебе, тоскующее я?
    Из “Трилистника из старой тетради”
3
Старая усадьба
  Сердце дома. Сердце радо. А чему?
 Тени дома? Тени сада? Не пойму.
    Сад старинный, всё осины – тощи, страх!
 Дом – руины… Тины, тины что в прудах…
    Что утрат-то!.. Брат на брата… Что обид!..
 Прах и гнилость… Накренилось… А стоит…
    Чье жилище? Пепелище?.. Угол чей?
 Мертвой нищей логовище без печей…
    Ну как встанет, ну как глянет из окна:
 “Взять не можешь, а тревожишь, старина!
    Ишь затейник! Ишь забавник! Что за прыть!
 Любит древних, любит давних ворошить…
    Не сфальшивишь, так иди уж: у меня
 Не в окошке, так из кошки два огня.
    Дам и брашна [24]  – волчьих ягод, белены…
 Только страшно – месяц за год у луны…
    Столько вышек, столько лестниц – двери нет…
 Встанет месяц, глянет месяц – где твой след?..”
    Тсс… ни слова… даль былого – но сквозь дым
 Мутно зрима… Мимо, мимо… И к живым!
    Иль истомы сердцу надо моему?
 Тени дома? Шума сада?.. Не пойму…
    Из “Трилистника шуточного”
1
Перебой ритма
 Сонет 
  Как ни гулок, ни живуч – Ям —
 – б, утомлен и он, затих
 Средь мерцаний золотых,
 Уступив иным созвучьям.
    То-то вдруг по голым сучьям
 Прозы утра, град шутих,
 На листы веленьем щучьим
 За стихом поскачет стих.
    Узнаю вас, близкий рампе,
 Друг крылатый эпиграмм, Пэ —
 – она [25]  третьего размер.
 Вы играли уж при мер —
 – цаньи утра бледной лампе
 Танцы нежные Химер.
    * * *
  Когда б не смерть, а забытье,
 Чтоб ни движения, ни звука…
 Ведь если вслушаться в нее,
 Вся жизнь моя – не жизнь, а мука.
    Иль я не с вами таю, дни?
 Не вяну с листьями на кленах?
 Иль не мои умрут огни
 В слезах кристаллов растопленных?
    Иль я не весь в безлюдье скал
 И черном нищенстве березы?
 Не весь в том белом пухе розы,
 Что холод утра оковал?
    В дождинках этих, что нависли,
 Чтоб жемчугами ниспадать?..
 А мне, скажите, в муках мысли
 Найдется ль сердце сострадать?
      Федор Сологуб
  (1863–1927)
Федор Сологуб (псевдоним Федора Кузьмича Тетерникова) – наиболее видный представитель символистско-декадентского направления. Его лирика поражает цельностью: устойчиво-пессимистическое настроение, узкий круг тем, повторяющиеся образы-символы. Большое место в творчестве Сологуба занимает тема смерти; во многих стихах звучит мотив безнадежности и отчаяния. Но в противовес ему поэт создает прекрасную страну мечты – планету Ойле, цветущую под таинственной звездой Маир. В этом потустороннем мире, где царят любовь и красота, обитают души умерших на Земле людей.
Доступность поэзии возводилась Сологубом в эстетический принцип. Форма его аскетически проста: ямб или хорей, неяркие рифмы, минимум эпитетов, четкая композиция. Но лапидарность языка удивительно сочетается у поэта с интонационной выразительностью, музыкальностью и чрезвычайной изысканностью, что заставляет восхищаться магией его стихов. Кроме того, наряду с Куприным, Горьким и Л. Андреевым он являлся одним из самых известных писателей своего времени, автором романов “Мелкий бес”, “Тяжелые сны”, “Навьи чары” и др.