Хроники любви. Страница 6

На улице меня дожидался черный лимузин; дождь бил по фарам. Кроме лимузина у тротуара стояло только несколько пустых машин. Я уже собирался вернуться домой, но водитель лимузина опустил стекло и назвал мое имя. На нем был фиолетовый тюрбан. Я подошел к открытому окну:

– Здесь какая-то ошибка – я заказывал обычную машину.

– Ладно, – ответил он.

– А это лимузин, – сказал я, указывая на автомобиль.

– Ладно, – повторил он, жестом приглашая меня садиться.

– Я не смогу доплатить.

Тюрбан качнулся, и водитель сказал:

– Залезайте, пока не промокли.

Я нырнул внутрь. Там были кожаные сиденья и бар с парой хрустальных графинчиков для ликера. Лимузин внутри оказался просторнее, чем можно было ожидать. Со стороны водителя доносилась приятная экзотическая музыка и негромкий ритмичный звук работающих дворников на ветровом стекле, но они едва достигали моего слуха. Машина вырулила на улицу, и мы уехали в ночь. Уличные фонари расплывались в лужах. Я открыл бутылку, но она была пуста. Зато нашлась баночка с мятными леденцами, и я набил ими карманы. Я посмотрел вниз и увидел, что ширинка у меня расстегнута.

Я сел прямо и прочистил горло.

Леди и джентльмены, я постараюсь уложиться в отведенное мне короткое время, благодарю вас за терпение. Признаюсь, я потрясен, я даже ущипнул себя, чтобы проверить, не сплю ли я. О такой чести можно только мечтать, премия “Голдстар” за жизненный успех, у меня просто нет слов… Неужели действительно вся жизнь прошла? И что? Да. Похоже на то. Вся жизнь.

Мы ехали по городу. По делам мне приходилось бывать во всех его частях, я ходил по всем кварталам, которые мы проезжали. Меня знали даже в Бруклине – я бывал везде. Открывал замки для хасидов. Замки для шварцеров [9] . А иногда я даже ходил по городу ради удовольствия, я мог целое воскресенье просто гулять по улицам. Однажды, много лет назад, я оказался у Ботанического сада и зашел туда посмотреть на вишни. Я купил сладкого попкорна и смотрел, как в бассейне плавают толстые ленивые золотые рыбки. Под деревом фотографировались участники свадьбы, и из-за белых цветов казалось, будто их замела метель. Я отыскал тропическую оранжерею. Зайдя внутрь, я словно оказался в другом мире, влажном и теплом, будто в нем было заперто дыхание людей, занимающихся любовью. “Лео Гурски”, – пальцем написал я на стекле.

Лимузин остановился. Я прижался лицом к стеклу: “Который?” Водитель указал на особняк. Это был красивый дом; к двери вели ступени, стены были украшены листьями, вырезанными из камня. “Семнадцать долларов”, – сказал водитель. Я полез в карман за бумажником. Нет. В другом кармане. Записка Бруно, мои трусы, а бумажника нет. Оба кармана плаща. Нет, ничего нет. Должно быть, в спешке я забыл его дома. Потом вспомнил про деньги, заработанные в классе рисования. Я нащупал леденцы, записку, трусы, а потом и деньги. “Извините, – сказал я, – мне очень жаль, но у меня при себе только пятнадцать”. Признаюсь, мне не хотелось расставаться с деньгами; не то чтобы они были заработаны с трудом, тут было что-то другое, радостное и горькое одновременно. Немного помолчав, тюрбан кивнул, и деньги были приняты.

Звонивший мне мужчина стоял у двери. Он, конечно, не ожидал, что я приеду на лимузине – а я выскочил из него, прямо Мистер Слесарь для Избранных. Это было унизительно, я хотел объяснить, сказать: “Поверьте, во мне нет ничего особенного”. Но дождь все еще шел, и я решил, что моя помощь ему нужнее объяснений, как я сюда добирался. Волосы у него вымокли под дождем. Он трижды поблагодарил меня за то, что я приехал. “Пустяки”, – сказал я. А что? Я знал, что мог бы не приезжать.

Замок был хитрый. Мужчина стоял надо мной, держа мой карманный фонарик. Капли дождя текли мне за шиворот. Я чувствовал, как много зависит от того, поддастся мне замок или нет. Шли минуты. Я пытался, но не получалось. Очередная попытка, и снова неудача. Наконец, сердце у меня застучало быстро-быстро. Я повернул ручку, и дверь отворилась.

Мы стояли в прихожей, оставляя на полу лужицы дождевой воды. Он снял ботинки, и я тоже. Он еще раз поблагодарил меня, а потом пошел переодеться в сухую одежду и вызвать для меня машину. Я пытался возразить, сказал, что поеду на автобусе или поймаю такси, но он и слышать не хотел об этом, тем более в дождь. Он оставил меня в гостиной. Я прошел в столовую и оттуда увидел полную комнату книг. Никогда не видел в одном месте так много книг, только в библиотеке. Я зашел внутрь.

Я тоже люблю читать. Раз в месяц хожу в местную библиотеку. Для себя беру роман, а для Бруно с его катарактой – аудиокнигу. Сначала он сомневался. “Что мне с этим делать?” – говорил он, глядя на коробку с записью “Анны Карениной”, будто я ему клизму протягивал. Так что? Через пару дней, когда я занимался своими делами, сверху громко включили запись, чуть не доведя меня до припадка: “Все счастливые семьи похожи друг на друга”. С тех пор он слушал на максимальной громкости все, что я ему приносил, а потом молча возвращал. Однажды я принес из библиотеки “Улисса”. На следующее утро я был в ванной, когда сверху раздалось: “Сановитый, жирный Бык Маллиган”. Бруно слушал аудиокнигу целый месяц. Он обычно останавливал пленку и перематывал назад, когда чего-то не понимал. “Неизбежная модальность очевидного: по крайней мере это…” Пауза, перемотка. “Неизбежная модальность оче…” Пауза, перемотка. “Неизбежная модальность…” Пауза. “Неизбе…” Когда пришло время сдавать пленку, он попросил ее продлить. К тому времени мне уже успели надоесть его паузы и повторения, так что я сходил в “Уизард” и купил ему плеер “Сони”. Теперь он всюду ходит с этим плеером на поясе. Не знаю, может, Бруно просто нравится ирландский акцент.

От нечего делать я начал разглядывать библиотеку. По привычке посмотрел, нет ли тут книг моего сына Исаака. Были, да еще целых четыре. Я провел пальцем по корешкам. Остановился на “Домах из стекла” и снял книгу с полки. Прекрасная книга. Рассказы. Не знаю даже, сколько раз я их читал. Есть там один рассказ, с тем же названием, что у книги. Мой самый любимый, хотя это не значит, что я не люблю другие. Но этот особенный. Не единственный, но особенный. Он короткий, но каждый раз, как его читаю, я плачу. Там про ангела, который живет на Ладлоу-стрит. Это недалеко от меня, на той стороне Дэланси-стрит. Ангел так долго там прожил, что уже не помнит, зачем Бог послал его на землю. Каждую ночь он разговаривает вслух с Богом и каждый день ждет от Него ответа. Чтобы убить время, ангел ходит по городу. Вначале он просто всем восхищается. Начинает собирать камни. Изучает самостоятельно высшую математику. И что? С каждым днем его все меньше приводит в изумление красота мира. По ночам ангел не спит и слушает шаги вдовы, живущей над ним, а каждое утро проходит на лестнице мимо старика, мистера Гроссмарка, который целыми днями с трудом ходит вверх и вниз и бормочет: “Кто там?” Судя по всему, только это он и говорит, и лишь один раз он вдруг повернулся к проходившему мимо ангелу и спросил: “Кто я?” Ангел никогда не разговаривает, и к нему никто не обращается, и его это так удивило, что он ничего не ответил, даже хотя бы: “Вы Гроссмарк, человеческое существо”. Чем больше несчастий он видит, тем больше его сердце отворачивается от Бога. Он начинает бродить ночами по улицам, слушая каждого, в ком есть желание выговориться. То, что он слышит, превосходит его понимание. Когда он спрашивает Бога, почему тот сделал его таким беспомощным, голос его срывается – он пытается сдержать гневные слезы. В итоге ангел совсем перестает разговаривать с Богом. Однажды ночью он встречает под мостом человека. Они пьют водку, которую тот держит в коричневом бумажном пакете. Ангел пьян, одинок и зол на Бога. Сам того не понимая, он чувствует знакомое всем людям желание с кем-нибудь поделиться и рассказывает своему собутыльнику правду: что он ангел. Тот ему не верит, но ангел не унимается. Человек требует доказательств, и ангел поднимает рубашку, хотя на улице холодно, и показывает ему идеально ровный круг у себя на груди – это знак ангела. Но для человека это ничего не значит, он не знает про знаки ангелов, он говорит: “Покажи мне что-нибудь, что может сделать Бог”, и ангел, наивный, как все ангелы, указывает на него самого. Человек думает, что ангел лжет, и бьет его кулаком в живот. Ангел теряет равновесие и падает в темную реку. Он тонет, потому что у ангелов есть такая отличительная черта – они не умеют плавать.