Тайна воцарения Романовых. Страница 83
24. НЕЗНАКОМАЯ ЕВРОПА
Славянофилы считали, что XVII в. был “органической” эпохой, когда Россия развивалась на собственной основе, без внешних заимствований. Западники, напротив, осуждали, что она пребывала в “темноте” и не училась у Европы. То и другое мнение вряд ли можно считать корректным. Без заимствований не живет ни одна цивилизация. Это вполне естественный процесс, когда народ перенимает у соседей какие-то новинки. И Россия не была исключением, во все времена заимствовала в других странах то, что считала для себя полезным. Хотя, разумеется, не скопом, а выборочно, без ломки национальных традиций.
Но вопрос о заимствованиях почему-то никто не поставил по-другому. А… чему могла научиться Россия у Европы в первой половине XVII в.? Тут читатель может удивиться, как это — чему? А культура, промышленность, техника, наука? Погодите-погодите! В действительности Запад в XVII в. был очень далек от тех стереотипов “культурности”, которые сложились много позже, но почему-то преподносятся и воспринимаются, как “исконные”. Европа была в основном аграрным регионом, сельское население составляло 90–95 %. Крупных столиц было мало — Париж (400 тыс. жителей), Лондон (200 тыс), Рим (110 тыс). В прочих значительных центрах население достигало 20–40 тыс. (Стокгольм, Бристоль, Руан, Лион и др.), а в большинстве городов не превышало 1–5 тыс.
Характерной чертой почти всех городов была грязь и скученность (до 1000 чел на гектар). И если в Париже Генрих IV запретил надстраивать верхние этажи в сторону улицы, то в Англии, Германии, Прибалтике таких запретов не существовало. А земля в городе стоила дорого, и чтобы на меньшей площади разместить побольше, второй этаж имел выступ над первым, третий над вторым, и улица напоминала тоннель, где не хватало света и воздуха и скапливались испарения от отбросов. Осенью и зимой туманы и испарения мешались с дымом тысяч печей, покрывая города душным облаком. Антисанитария, повсеместное распространение крыс, блох, вшей, мух от валявшегося по улицам навоза, нередко вызывали эпидемии. Оспа прокатывалась примерно раз в 5 лет. Наведывалась и “чума” — хотя под это название относили любые заразные болезни, в том числе дизентерию, малярию. Эпидемия 1630-31 гг. унесла во Франции 1,5 млн жизней. В Турине, Венеции, Вероне, Милане вымерло от трети до половины жителей (по 30–60 тыс).
Совершеннолетними европейцы считались с 14–16 лет. Но в брак чаще вступали поздно — с 24–26 лет. Чтобы ограничить число детей, которых нечем было обеспечить. Впрочем, это число ограничивалось и недоеданием, болезнями. Каждый четвертый младенец не доживал до года, каждый восьмой до 15 лет. А в целом из двух выживал один. И простонародье крестило детей в 6–7 лет. Чтобы “зря” не тратиться. Дороги были ужасными. На ухабах путешественники в каретах набивали синяки и шишки. От Лондона до Виндзора (40 км) ехали 14 часов. Дэфо писал о британских путях сообщения: “Язык не поворачивается назвать их дорогами… одна — гнусная узкая тропа, изрытая колеями, другая отвратительно разбита рытвинами, того и гляди растрясет все кости”. В Англии товары перевозились на вьючных животных, во Франции внутренний рынок практически отсутствовал, разные районы жили натуральным, замкнутым хозяйством. И как раз из-за бездорожья преимущества получали города, лежащие на судоходных реках и морских берегах.
Промышленность в большинстве государств все еще находилась в зачаточном состоянии. Крупные мануфактуры существовали в Голландии, Англии, Фландрии. Но в Британии людей туда направляли в виде наказания — бродяг, нищих. А в Голландии шла разорившаяся беднота. И условия труда напоминали преддверие ада. Исследователи отмечают высочайшую смертность среди мануфактурных рабочих. Причем рабочая сила пополнялась не естественным приростом, а притоком извне — людей выкачивали “на износ” и брали других. А голландские проповедники призывали “развивать в наемных рабочих покорность, умеренность, прилежание и готовность переносить чрезмерный труд”. Повсеместно использовался труд детей. Работали по 14–16 часов, жили в казармах, где царили пьянство, разврат, самые дикие нравы.
Металлургическая промышленность развивалась в Швеции — голландцы фактически перенесли туда свое литейное производство, не только поближе к сырью, но и уходя от налогов в собственной стране. Европейские шахты были еще небольшими и примитивными. И если в Германии труд шахтера считался все же почетным, давал твердый заработок, то, к примеру, в Польше на соляных копях 65 % работников были крепостными, остальные — разорившаяся чернь. Липпомано описывал постоянные несчастные случаи, грошовую оплату и делал вывод: “В древности одних разве преступников можно было принудить к подобным подземным работам”. В Германии, Италии, Испании, Франции львиная доля промышленного производства оставалась в средневековых ремесленных цехах и у мелких кустарей. (Во Франции не было даже литейных мастерских, а оружие, как огнестрельное, так и холодное, покупали за границей).
Пресловутый европейский культ права существовал только на бумаге. Закон кормил массу паразитов, но реально действовал разве что в Испании. В протестантских странах он по сути защищал лишь права богачей, в католических — аристократов. Так, французские дворяне не признавали решений судов, и судебные приставы не смели являться в их дома, зная, что будут там избиты. Знать содержала специальных “палочников”, готовых проучить судейских или кредиторов, потревоживших господина. И Людовик XIII находил это нормальным. Как-то сам велел избить пристава, явившегося в Фонтенбло с исполнительным листом на одного из придворных. Хотя позже выяснилось, что пристав действовал по указу… самого короля. А Ришелье частенько лупил палкой не только слуг, но даже канцлера Сегье и министра финансов Бюллиона. Правда, потом извинялся и говорил, что человек в его высоком положении будет несчастен, если ни на ком не сможет сорвать дурного расположения духа.
Но те, кого закон не защищал, в свою очередь презирали его. Города со скопищами люмпенов, погружаясь в ночную тьму, превращались в царство бандитов и воров. На крики “убивают” жители предпочитали не высовываться, и в Париже каждое утро подбирали по 15–20 трупов. Зато если преступников-простолюдинов ловили (и они не откупились взяткой), пощады не было. Пресловутые Бастилия или Тауэр, хотя оттуда иногда попадали на эшафот, на самом деле являлись привилегированными тюрьмами для избранных. А вот карцеры парижской городской стражи были кошмаром. В одном арестованный не мог ни стоять прямо, ни сидеть, его заполняли водой по щиколотку, и там за 2 недели сходили с ума. В другой, вырытый в земле, спускали на веревке. Третий заполняли нечистотами.
Публичные казни во всех европейских странах были частым и популярным зрелищем. Люди оставляли свои дела, приходили семьями, с женами и детьми. В толпе сновали разносчики, предлагая лакомства и напитки. Знатные господа и дамы арендовали окна и балконы ближайших домов, а в Англии для зрителей специально строили трибуны (с платными местами). И чем более изощренная смерть ожидала жертву, тем лучше. Скажем, по британским законам за измену человека вешали, но не до смерти, вытаскивали из петли, вскрывали живот, отрезали половые органы, отрубали руки и ноги, и под конец — голову. В 1660 г. С.Пинс писал: “Я ходил на Чаринг-кросс смотреть, как там вешают, выпускают внутренности и четвертуют генерал-майора Харрисона. При этом он выглядел так бодро, как только возможно в подобном положении. Наконец с ним покончили и показали его голову и сердце народу — раздались громкие ликующие крики”. За другие преступления постепенно, по одной, ставили на грудь приговоренному гири, пока он не испустит дух. (Англичане, кстати, вообще любили кровавные зрелища — травлю медведей или быков мастиффами, петушиные бои — они вызывали массовый азарт и заменяли в то время футбол или бокс).
Во Франции часто применяли колесование — человека привязывали к колесу, дробили ему ломиком кости ног, рук, а потом обезглавливали. Фальшивомонетчиков варили заживо в котле. В других странах им лили расплавленный металл в горло. Насильников кастрировали и давали истечь кровью. В Польше, кроме сажания на кол и поджаривания в медном быке, практиковалось повешение на крюке под ребро, отсечение рук и ног с последующим сожжением еще живого туловища. В Италии проламывали череп колотушкой. Обезглавливание и виселица были совсем уж обычным делом. Путешественник по Италии писал: “Мы видели вдоль дороги столько трупов повешенных, что путешествие становится неприятным”.