(Не) любимый партнер. Страница 1

Хелен Гуда

(Не) любимый партнер

Глава 1

Анастасия.

– Таким образом, Ваша честь, мой подзащитный не может быть виновен во вменяемом ему преступлении, – заканчиваю свою речь и удовлетворенно выдыхаю. Да, по лицам присяжных я вижу, что мои слова возымели действие. И даже те, кто ранее был уверен в виновности подсудимого, сейчас сомневаются. Я же уверена, что парень попал в жернова системы и не виноват. Пока я размышляла, присяжные удалились в совещательную комнату. Я ободряюще улыбнулась своему клиенту и посмотрела на жужжащий телефон. Кто там мне названивает с самого утра? Не люблю, когда меня беспокоят, начинаю нервничать. Дергаюсь. Так и хочется пойти и перезвонить. Узнать, кто же там меня так сильно хочет?

Присяжные вышли, и все в зале суда замерли. Судья монотонно и чопорно зачитывает решение суда. И, услышав заветные слова: “признать подсудимого невиновным”, я облегченно выдохнула.

Весь зал засуетился, как муравейник, и наполнился гомоном и суетой. Клиент и его семья бросаются меня обнимать, а я всегда испытываю жуткую неловкость. Не знаю, как от этого уйти, и потому, сославшись на дела, чуть ли не убегаю из зала суда. Мне неловко получать благодарность за свою работу.

Скрываюсь за поворотом коридора и смотрю на телефон: снова он звонит. И снова тот же незнакомый номер. Кто же это весь день названием? Кто у нас такой упорный? Только собираюсь нажать кнопку принятия вызова, как вызов обрывается.

– Толстых Анастасия Михайловна? – меня зовет мужчина. Ну, как мужчина, – греческий Бог, спустившийся с Олимпа на грешную землю. Я залипла на атлетической фигуре и идеальных чертах лица. А костюм, он стоит, как весь мой гардероб. Увидев на губах незнакомца самодовольную усмешку, я поняла, что просто глазею, как дурочка, и потому напустила свой самый строгий вид.

– Она самая. С кем имею честь? – пытаюсь изобразить безразличие и одновременно озабоченность на лице, но вижу, что не получается обмануть собеседника. Он читает меня как раскрытую книгу с очень большими буквами, как для первоклашки.

– Алмазов Олег Евгеньевич, – и пауза, будто мне должно это что-то сказать.

– И-и-и-и? – я выжидательно смотрю на мужчину, а память услужливо подкидывает мне картинки из прошлой жизни. Вот я пухленькая студентка-первокурсница, а пятикурсник Алмазов Олег высмеивает мою провинциальную внешность. Тогда тот момент, когда надо мной смеялись два курса, стал для меня переломным. Я слегла с пневмонией, похудела и обозлилась. И больше никогда не позволяла над собой никому шутить. Ни над своим весом, ни над фамилией матери, которую взяла специально, чтобы никто не смог сопоставить, что я дочь знаменитого адвоката Трубецкого.

Я держу лицо и не показываю, что узнала парня. Пусть немного с небес на землю опуститься, а то самомнение у него зашкаливает. Оно у него и в универе было до небес, а сейчас им можно небосвод подпирать.

– Вы не знаете, кто я? – улыбка сползла с лица, а я удовлетворенно хмыкнула, но в душе. Внешне же я изображала провинциальную дурочку.

– Нет, а должна? – и максимально безразличный взгляд. Я умею так смотреть, что люди чувствуют себя букашками.

– Вы здесь вообще не следите за юридическими новостями? – и взгляд снова становится насмешливый.

– Я полагаю, что это не ваше дело, за чем мы ЗДЕСЬ следим. Вы мне это хотели сказать и для этого позвали? – мой взгляд холоден и такой острый, что об него можно порезаться.

– Нет. У меня к вам дело, – и мужчина подошел к окну, поставил на подоконник портфель и извлек планшет. Я на автомате отметила, что даже планшет статусный и дорогущий. – Я по поручению вашего отца, Михаила Романовича.

– Тогда наш разговор окончен, – я разворачиваюсь на каблуках и направляюсь на выход.

– Не спешите, – мужчина схватил меня за руку. А я смотрю на него самым убийственным взглядом, на который способна.

– Я еще раз повторяю: у меня нет ничего общего с отцом, и я ничего не хочу о нем знать, – я выдергиваю руку из захвата, но замираю, услышав голос отца.

– “Доченька, я предвидел, что ты не станешь никого слушать, и потому записал это обращение, – я замираю и оборачиваюсь. На экране планшета включена запись. На ней отец в больничной палате. Он бледен, осунулся, а под глазами синяки. – Я попросил Олега найти тебя и показать эту запись. Не убегай и выслушай меня, прошу, – отец словно знал, что первым моим порывом будет убежать. – Я болен. Очень сильно, и завтра у меня будет операция. Я не знаю, будет ли у меня еще возможность поговорить с тобой, и потому прошу тебя: прими мое приглашение и приедь в Москву. Я бы сам приехал, но не пускают врачи, говорят: это может стать моей последней поездкой. Прошу, приезжай. Я хотел бы поговорить с тобой, может быть, в последний раз. Позволь облегчить мне душу.”

– Это все? – ни один мускул не дрогнул на моем лице. Да, я умею владеть своими эмоциями. Жизнь и профессия научили.

– Самолет ночью, – мужчина выключает планшет и убирает его в портфель.

– Счастливого пути, но я не поеду, – мой ответ удивляет мужчину, и у него на лице возникает недоуменное выражение.

– Но как? Это же твой отец? – опешил Олег.

– И что? Он благополучно забыл об этом на десять лет, а сейчас спохватился? – я не собираюсь показывать, как меня задели слова отца с видеозаписи. Хочу уйти и остаться одна, чтобы спокойно обдумать все и пережить те эмоции, которые всколыхнулись в моем сердце. Я снова чувствую себя брошенной девочкой, имея отца, которой предпочел карьеру собственному ребенку.

– Но он может умереть! В его возрасте и на той стадии, что сейчас болезнь, даже самые лучшие врачи не дают никаких гарантий, – возмущен мужчина. Я лишь пожимаю плечами с самым безразличным видом.

– Если на этом все, то я пойду. У меня сегодня еще дела, – я разворачиваюсь и ухожу, спиной чувствуя, как меня сверлят взглядом.

Поддалась своим эмоциям я лишь дома. Закрылась у себя в комнате и дала волю чувствам. Меня душат слезы, в памяти всплыли воспоминания того, как мы были счастливы. В какой момент наша семья рухнула? Почему отец ушел. Мама до сих пор не отвечает на мои вопросы. Неужели все дело в карьере? Прошло столько лет, а я снова чувствую себя подростком, которого бросил отец, за спиной которой шепчуться соседи, одноклассники и знакомые. Друзья семьи, учителя в школе с жалостью смотрят на маму и меня.

– Настюша, я забыла купить салфетки и еще кучу мелочей, – в комнату заглядывает мама.

– Мне сходить в магазин? – я спешно вытираю слезы и прячу фотографию, где мы втроем с отцом. Не хочу, чтобы мама переживала и расстраивалась.

– Да, если не сложно. Ты чего такая грустная? Проблемы на работе? – мама обеспокоенно заглядывает мне в лицо.

– Все хорошо, – улыбаюсь и обнимаю мамулю. – Пиши список, я сейчас схожу. Когда придут гости?

– Через час, а у меня кучу всего не готово, – мама запричитала и всплеснула руками.

– Я же предлагала заказать все из ресторана, – я спешно сменила домашнее платье на джинсы и толстовку.

– Еще чего! Из ресторана! Я приготовлю все самое вкусное, – мама изобразила оскорбленную невинность.

– Давай список, я побежала, – мама сунула мне в руки бумажку, и я, схватив телефон и кошелек, выскочила за дверь. Сегодня у мамы день рождения и по традиции она созвала родных.

Родственников я не очень любила, а если быть честной перед самой собой и окружающими, то недолюбливала. Особенно тетку. Но мама твердит, что родственников не выбирают, и мы должны любить их такими, какие они есть. Мамина сестра – это самая язвительная и токсичная женщина, которую я встречала в жизни. А уж неприятных теток я повидала за свою жизнь немало. Сейчас начнутся вопросы, когда же я выйду замуж. А еще бабушка с дедушкой начнут расхваливать ее, рассказывая, что она добилась в жизни невероятных успехов, стала директором школы, а ее дочка подает большие надежды и так далее. Я в этой семье паршивая овца, и по мнению родных, я форменная дура, которая упустила свой шанс и, опростоволосившись, вернулась из Москвы. Они не знают всей информации, но додумали сами все, и по их версии меня поперли с позором из прокуратуры. Я не опровергаю их версию, потому как правда еще ужаснее. Из-за меня погиб человек. И это не то, чем хвастаются.