Вендиго. Страница 1

Элджернон Блэквуд

Вендиго

Серия «Вселенная Стивена Кинга»

Algernon Blackwood

THE WENDIGO AND OTHER STORIES

Перевод с английского

А. Панасюк («Ивы», «Древние чары», «Заклятый остров»),

Е. Романовой («Вендиго», «Пустой дом», «Некто», «Кукла», «Смит: случай в пансионе», «Тайная месса»)

Школа перевода В. Баканова, 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

Вендиго

В том году охотники возвращались домой с пустыми руками, ни разу не напав даже на свежий лосиный след; лоси вели себя необычайно осмотрительно, и многочисленным нимродам [1] по возвращении в лоно семьи приходилось выдумывать в оправдание своих неудач самые удивительные небылицы, на какие только было гораздо их воображение. Доктор Кэткарт тоже вернулся без трофея, зато привез с собой воспоминание об удивительном случае, ценностью своей превосходящем, по его словам, всех когда-либо подстреленных им сохатых. Тут стоит заметить, что доктора Кэткарта интересовали не только лоси, но и среди прочего прихоти человеческого разума. Увы, именно эта история так и не вошла в написанную им позже книгу о коллективных галлюцинациях – по той простой причине, что он принял в ней непосредственное участие и полагал, что не может беспристрастно судить о произошедшем.

В охотничий отряд, помимо самого Кэткарта и его проводника Хэнка Дэвиса, входил племянник доктора, впервые приехавший в канадские леса, – студент-богослов по фамилии Симпсон, вознамерившийся посвятить жизнь служению Свободной Церкви Шотландии, а также его личный проводник Джозеф Дефаго. Последний был так называемым кануком – франкоканадцем, много лет назад, еще во времена строительства Канадской тихоокеанской железной дороги, покинувшим родной Квебек и с тех пор осевшим на Крысином Волоке [2] . По части умения ориентироваться в лесу и на любой местности ему не было равных, вдобавок он прекрасно пел старинные вояжерские песни и травил отменные охотничьи байки. А еще Дефаго был удивительно восприимчив к тем чарам, что первозданная природа наводит на людей одиноких и чувствительных; необитаемые дебри он любил пылкой и романтической любовью, граничащей едва ли не с одержимостью. Жизнь бескрайних чащоб завораживала его – отсюда, несомненно, и происходила его исключительная сноровка в обхождении с их тайнами.

Взять Дефаго в ту охотничью экспедицию предложил Хэнк Дэвис. Он хорошо знал его и мог за него поручиться, что не мешало ему время от времени осыпать канука – «любя, по-дружески» – отборной бранью. Поскольку в запасе у Дэвиса было немало крепких, даром что бессмысленных, выражений, беседы двух этих суровых звероловов подчас носили весьма цветистый характер. Впрочем, из уважения к своему постоянному клиенту – доктору Кэткарту, коего Хэнк по здешнему обыкновению именовал просто «доком», – и памятуя о юном Симпсоне, который был «вроде пастыря», – он все же иногда сдерживал поток сей виртуозной брани. Лишь одна черта Дефаго раздражала Хэнка по-настоящему (то, что он называл проявлением «горемычной души»): манера франкоканадца, верного своим романским корням, время от времени впадать в безмолвное уныние. В самом деле, Дефаго отличался богатым воображением и был подвержен приступам меланхолии, во время которых из него нельзя было вытянуть ни слова. Как правило, это случалось после чересчур долгого общения с «цивилизацией», и, стоило ему провести несколько дней на лоне природы, как он неизменно исцелялся.

Вот такой отряд собрался в лагере в ту ночь на последней неделе октября «года пугливых лосей» в глухом, угрюмом и безлюдном краю к северу от Крысиного Волока. С ними был еще индеец по прозвищу Шатун, не раз сопровождавший доктора Кэткарта и Хэнка в охотничьих экспедициях прошлых лет и исполнявший обязанности повара. Он оставался в лагере, ловил рыбу, готовил на огне дичь и по первому слову охотников варил кофе. Ходил в обносках, доставшихся ему от прежних городских патронов, и благодаря этому платью имел не больше сходства с подлинным краснокожим, чем намазанный гуталином актер театра с настоящим негром. Лишь жесткие черные волосы да смуглая кожа выдавали в нем дикаря. Впрочем, задатков своей вымирающей расы Шатун не утратил: он был вынослив, молчалив, угрюм и суеверен.

Тем вечером настроение у охотников было скверное. За неделю блужданий им не попалось ни единого признака недавнего пребывания лосей в этих краях. Дефаго спел песню и принялся было за очередную байку, но Хэнк, будучи не в духе, так часто пенял французу на «сплошные неувязки» и «бессовестное вранье», что тот в конце концов насупился и умолк. Доктор Кэткарт с племянником после утомительного дня клевали носом. Шатун мыл посуду, бормоча что-то себе под нос в шалаше из веток, служившем ему и ночлегом. За медленно угасающим костром никто уже не следил. Над головой почти по-зимнему сверкали звезды, и ветра не было, отчего воду у самых берегов близлежащего озерца исподтишка захватывала ледяная корка. Из громадного леса на охотников наползала обволакивающая, настороженная тишина.

Внезапно ее нарушил гнусавый голос Хэнка:

– Кажись, самое время нам перебираться на новое место, док, – энергично обратился он к своему патрону. – Здесь не охота, а маета одна!

– Согласен, – кивнул Кэткарт, человек немногословный. – Идея хорошая.

– А то! У меня плохих не бывает, – уверенно отозвался Хэнк. – Не худо бы двинуть на запад, в сторону озера Гарден, а? В том тихом краю никто из наших еще не бывал…

– Я с вами.

– А ты, Дефаго, вместе с мистером Симпсоном переберись на тот берег озера. Сволоките каноэ до Воды Пятидесяти Островов и хорошенько порыскайте по южному берегу. Прошлой осенью там сохатые гуляли – глядишь, нынче тоже туда подались всем назло!

Дефаго, неотрывно смотревший в костер, молчал. Видно, в нем еще кипела обида за прерванный рассказ.

– Бьюсь об заклад, в этом году ни одной души там не было! – с чувством добавил Хэнк, будто обладал некими тайными знаниями на этот счет, и пронзительно взглянул на своего приятеля. – Возьмите маленькую палатку и махните туда на пару-тройку ночей, – заключил Хэнк, словно дело было уже решенное, потому как в отряде все подобные решения принимал он.

Все ясно видели, что Дефаго не в восторге от плана, однако в его молчании читалось нечто большее, чем простое неодобрение, а на его подвижном смуглом лице мелькнула и мгновенно погасла странная искра – впрочем, не настолько быстро, чтобы ускользнуть от внимания остальных.

– Он струсил, так мне думается, – позднее, уже в палатке, сообщил Симпсон своему дяде.

Доктор Кэткарт не ответил, хотя выражение лица Дефаго тоже его насторожило и вызвало в нем смутную тревогу, объяснить которую он тогда не сумел, как ни пытался.

Конечно, первым замешательство Дефаго заметил сам Хэнк. Как ни странно, оно не вывело его из себя, а, наоборот, смягчило.

– Да брось, – примирительно сказал он, – нет ведь никакой особой причины, почему туда охотники не ходят. И уж верно дело не в том, о чем ты подумал! Вот в прошлом году да, пожары там бушевали, потому никто туда и не рвался, а нынче… А нынче просто так вышло, и все! – По его тону было ясно, что он пытался ободрить товарища.

Джозеф Дефаго на миг поднял взгляд и тут же опять опустил. Из леса как раз вырвалось дуновение ветра, и в зареве от ярко вспыхнувших углей доктор Кэткарт вновь различил на лице проводника то странное выражение, и оно вновь ему не понравилось. На сей раз чувства Дефаго успели выдать глаза – глаза человека, испуганного до глубины души. Это встревожило Кэткарта куда больше, чем он готов был признать.