"Фантастика 2025-159". Компиляция. Книги 1-31 (СИ). Страница 1
Алексей Небоходов
Внедроман
Глава 1. Последнее совещание
Михаил Конотопов вошёл в стеклянный холл своего офисного центра и на мгновение ощутил себя рыбой в аквариуме, куда забавы ради кто-то подсадил парочку неумелых водолазов в форме охраны. Те синхронно кивнули ему, будто репетировали это движение с утра, и тут же отвернулись, подчёркивая дистанцию: он их интересовал ровно настолько, насколько водолаза интересует плывущий мимо окунь – пока тот не начал кусаться.
Прозрачные стены офисного здания отражали утренний свет, из-за чего девушки за стойкой ресепшен казались слегка засвеченными фотоснимками из недорогого журнала. Михаил привычно скользнул взглядом чуть ниже их подбородков, остановился на вырезе платья, вгляделся в мягкую тень между грудей и, облизывая губы с ленивой похотливостью, прошёл мимо, словно оценил произведение искусства, недостойное второй экспозиции. Он не спешил, но в движениях читалась сухая, деловая бескомпромиссность человека, чьё утро давно не знает покоя, а только отмеряется задачами, ожиданиями и выверенными мгновениями коротких удовольствий.
Телефон зазвонил так требовательно, как если бы на линии висел человек, падающий с обрыва и отчаянно нуждающийся в совете перед ударом о землю. Михаил принял вызов, не утруждая себя приветствием:
– Слушай внимательно…
И сразу же выпалил несколько указаний, словно давал инструкции по реанимации, не допуская даже мысли о возражениях. Ему отвечали, что-то говорили, но это было уже совершенно неважно: разговор он вёл сам с собой, а собеседнику лишь дозволялось присутствовать при этом сакральном действе.
Завершив звонок, Михаил в ожидании лифта набрал ещё один номер. В этот раз в его голосе, хоть и старательно сдерживаемом, просвечивала досада человека, у которого всё идёт по плану, кроме самой малости – того, что на другом конце провода оказался идиот. Он говорил ровно и холодно, тщательно избегая любых проявлений гнева, но в тембре угадывалось то особое напряжение, с каким разговаривают с официантом, подавшим стейк с кровью вместо прожарки медиум.
Двери лифта разошлись с торжественной плавностью театрального занавеса, открывая небольшую зеркальную кабину. Михаил вошёл, ловя своё отражение, словно увидел случайного знакомого, которого предпочёл бы не узнавать. Глаза в зеркале оказались тусклее, чем он привык думать о них – усталость иронично подмигнула ему из собственного отражения. Встретиться с этим взглядом напрямую было так же неприятно, как осознать, что твой лучший друг тебя тайно презирает, и он поспешил отвернуться.
Пока лифт беззвучно поднимался вверх, Михаил мысленно перебирал список вопросов, которые лежали перед ним на длинном столе переговоров. Это напоминало перебор бобов на кухне – важно было вовремя заметить камешек, чтобы не потерять зуб. За каждым пунктом стоял человек, интерес, выгода – и он, как опытный крупье, мысленно раскладывал фишки, стараясь заранее увидеть каждую возможную ошибку.
Лифт остановился с еле слышным щелчком, выпуская Михаила прямо перед широко улыбающейся секретаршей с кипой бумаг и чашкой кофе. Она, привыкшая изображать непринуждённость, выглядела так, будто ожидала важного вопроса о смысле жизни, а получила повестку в военкомат. Михаил не стал обманывать её ожиданий и коротко ущипнул за бедро, нащупав упругость под плотно облегающей тканью. Она вскинулась, словно кошка, которой наступили на хвост, затем поспешно рассмеялась, тщательно балансируя между испуганной невинностью и развязностью, и этим странным способом закрепляя свою шаткую должность.
Войдя в зал переговоров, Михаил сразу ощутил то особое напряжение, которое неизменно возникает, когда взрослые люди собираются в одном помещении, чтобы вместе притвориться важными и серьёзными. На него тут же устремились взгляды – добросовестно-почтительные, как у прилежных школьников, решивших списать контрольную, но при этом сохранить достоинство. Он коротко кивнул всем, отметив каждого кратким взглядом, больше похожим на штампик о получении документа, чем на приветствие.
Стол был неприлично длинным, настолько длинным, что разговоры с дальними его концами казались уже бессмысленными, а люди – ненужными. Михаил занял место во главе этого монстра из дорогущего дуба и лакированного пафоса. Он сложил руки перед собой и позволил лицу принять выражение человека, который знает, зачем все собрались здесь, хотя и не до конца понимает, зачем здесь он сам. Комизм ситуации заключался в том, что это прекрасно понимали все присутствующие, но предпочитали хранить лицо до последнего, как пассажиры самолёта, резко попавшего в турбулентность, хранят холодное достоинство, не спеша паниковать.
В воздухе повисла напряжённая пауза, которую никто не решался нарушить. Михаил, сидящий во главе этого спектакля, сдержал лёгкую иронию, готовясь начать говорить – хотя прекрасно понимал, что произнесённые им слова, как бабочки-однодневки, будут жить ровно столько, сколько потребуется для заключения договора или утверждения очередного никому не нужного документа.
Он не спешил произносить первые слова, наслаждаясь тишиной, словно меломан – редкой записью, в которой больше всего ценил паузы между нотами. Взгляды собравшихся теряли уверенность, забавно и гротескно отражаясь в безупречно гладкой поверхности стола. И лишь когда на лицах проявилась готовность принять любые условия, Михаил сдержанно улыбнулся и сказал ровным голосом человека, точно знающего цену всем присутствующим:
– Итак, господа, пожалуй, приступим…
Михаил выдержал паузу ещё секунду, ровно столько, чтобы собравшиеся ощутили себя мухами, на которых уже готова опуститься свернутая в трубочку утренняя газета, и спокойно, но властно произнёс:
– Коллеги, не будем тратить наше драгоценное время. Сегодня в повестке дня Прибалтика, текущие дела по региональным проектам и офшоры. Жду конкретных докладов и чётких предложений.
Он говорил размеренно, как школьный учитель, объясняющий нерадивым ученикам задание в сотый раз, заранее подозревая, что результат будет в сотый раз плачевным. Присутствующие едва заметно зашевелились, стараясь продемонстрировать максимальное внимание, хотя Михаил отчётливо видел, как у некоторых лица вытянулись, словно перед ними возникла непредвиденная проблема в виде экзаменационной комиссии.
Первым начал доклад худощавый молодой человек, отвечающий за саму Прибалтику. Голос его был сначала бодрым, уверенным, и казалось, будто он выступает на конкурсе талантов, презентуя творческий номер. Но постепенно слова начали вязнуть, как мухи в сладком сиропе, бодрость голосового тембра угасла, превратившись в тихий и нервный речитатив оправданий и оговорок.
– Понимаете, Михаил Борисович, ситуация там весьма специфическая… Э-э… менталитет, национальные особенности, нежелание местных чиновников идти навстречу… – говорил докладчик, отчаянно разводя руками, будто и сам не мог поверить, что его убедили в этих оправданиях.
Партнёры начали осторожно переглядываться: они искали того, кто рискнёт первым вступиться за докладчика или, наоборот, отвести внимание от его бессмысленных объяснений. Михаил молча наблюдал за этим цирком, чувствуя, как в нём медленно растёт глухое раздражение, вызванное той особой человеческой тупостью, которая делает простые вещи невыносимо сложными.
Следующим слово взял юрист, сидевший прямо напротив Михаила. Человек невысокий, с сухим, официальным лицом и голосом настолько монотонным, что, казалось, он заучил доклад наизусть ещё в университете и теперь повторяет его по памяти на каждом заседании. Юрист заговорил о юридических тонкостях офшорных схем, плавно переходя в бесконечные ссылки на пункты, параграфы, статьи, названия стран, словно специально стараясь усыпить бдительность всех присутствующих. Он напоминал пластинку, на которой заела игла, монотонно повторяющую одни и те же скучные мотивы.
Партнёры забеспокоились сильнее: взгляды их метались по столу, затем поднимались к потолку и снова опускались к документам, словно там были написаны ответы на вопросы, которых они ещё не знали. Михаил видел, как их нервы натягиваются, превращаясь в струны, готовые порваться в любой момент.